Было пятнадцать минут четвертого, но для измотанной Джилл – все равно что полночь. От дождя легче не становилось. Она закрыла глаза и прислонилась головой к прохладному оконному стеклу. И по-прежнему размышляла о том первом теле.

После того как арестованного Мэллори оставили в больнице, ей позвонил МакХейл и сообщил о найденном трупе. Новость ошеломила Райерсон, она-то готова была последние деньги поставить на то, что Джозеф Мэллори просто местный псих с бурным воображением. Это в который раз напомнило, что люди полны сюрпризов.

Тем же вечером она вернулась в Дредс Хэнд и позвонила капитану Эрикссону, который позже перевез Мэллори из больницы «Мемориал Фэрбенкс» в больницу «Анкоридж Риджинал», чтобы хоть на шаг опередить газетчиков. Именно в ту, вторую поездку Райерсон поняла, что ей не особенно нравится этот городишко. Во-первых, ей не давали покоя все эти деревянные кресты вдоль единственной дороги. Но дело было не только в крестах – в самом городе царила тревожная, давящая атмосфера. Кроме того что когда-то это был старый шахтерский поселок, она ничего не знала об этом месте и, конечно, не была знакома ни с кем из местных жителей. Проезжая мимо старой церкви на краю леса, Джилл заметила на обочине ребенка – то ли мальчика, то ли девочку – не старше восьми-девяти лет, как ей сначала показалось, в лыжной маске. Однако, подъехав поближе, она увидела, что это и есть самая настоящая маска из меха. В пушистой шкуре были неровно прорезаны глазницы. Ребенок поднял руку и помахал Райерсон. Все это было так неожиданно, что Джилл нажала на газ и умчалась.

Когда она вернулась на место преступления, там уже стоял экскаватор, выпуская в воздух облачка сизых выхлопов, а коронер осматривал тело на дне свежей ямы. Неподалеку курили двое мужчин в темно-синих комбинезонах. Когда она спросила, где ищейки, МакХейл ответил, что кинологам пришлось вернуться с ними в город, поскольку в лесу собаки постоянно чего-то пугались.

– Медведя, наверное, – предположил МакХейл.

Райерсон подошла к коронеру и заглянула через его плечо в яму. По работе Джилл видела насилия куда больше, чем ей хотелось бы, – одних бытовых разборок и изнасилований хватило бы на всю жизнь, не говоря уже о нападениях, убийствах, самоубийствах и даже о сбитом поездом парне, чье тело перекрутилось, словно песочные часы, – но то, что лежало на дне, выглядело намного хуже. «Это потому, что оно мало напоминает человека, – предположила детектив, – а больше походит на нечто свалившееся из космоса, а потом заползшее и умершее в этой норе». Кожа трупа была мраморной, словно сыр с плесенью, и тонкой, как рисовая бумага. Руки походили на чешуйчатые когти какой-нибудь хищной птицы.

К счастью, на жертве сохранилась одежда, так что она все еще скрывала большую часть иссохшей, напоминающей сухожилия плоти, которой были обтянуты тонкие выступающие кости. «Нет, не инопланетянин, – подумала тогда Райерсон, глядя на это невероятное и отталкивающее существо. – Египетская мумия. Холод мумифицировал плоть».

– У нас тут голова, – объявил коронер, мужчина средних лет, с аккуратной седой бородкой и в очках в тонкой оправе.

Он указал на то, что, как показалось Джилл, было большим комом грязи и корней, прижатым к левому бедру трупа.

– Обезглавлен, хотя я не могу пока сказать, это ли стало причиной смерти.

– Обезглавлен. Господи, – произнесла Райерсон.

От вони выхлопных газов экскаватора ее начало подташнивать.

После этого на лесной поляне обнаружили шесть из восьми тел. Сейчас она старалась не думать о первом мертвеце, прекрасно понимая, что эти птичьи когти и бугристый ком грязи станут часто возвращаться к ней в кошмарах, точно так же, как они мучили ее прошлой ночью, когда она пыталась уснуть.

Но ей нужно было сосредоточиться на ветхом домишке, видневшемся сквозь лобовое стекло, и ордере на обыск. Мэллори ничего не рассказывал о своем жилье и отказался сообщать, можно ли там обнаружить какие-нибудь доказательства его преступлений или намеки на личности жертв.

Капитан Эрикссон постучал костяшками пальцев по окну, Джилл вздрогнула.

– Вы готовы, Райерсон?

– Да, сэр, – сказала она и вылезла из машины.

Участок Мэллори располагался посреди леса, неподалеку от окраин Дредс Хэнда. Полуразрушенные строения напоминали выстроенные в ряд грузовые контейнеры. Оконные стекла почернели от грязи. Крыльцо было сложено из бетонных блоков, а раскатанная грунтовая подъездная дорожка, больше походившая на трассу для собачьих бегов, уходила в сторону заднего двора. На крыше было прибито несколько старых автомобильных покрышек.

– Вы с МакХейлом производили арест по этому делу, – уточнил капитан Эрикссон, высокий мужчина с худым серьезным лицом и густыми седыми усами. – Верно?

– Да, сэр.

– Хорошо. Я хочу, чтобы вы его возглавили.

– Да, сэр.

– Отправляйтесь туда, Райерсон.

Джилл вбежала по бетонным ступенькам и выстроила офицеров в ряд. Билл Джонсон стоял рядом с ней и, несмотря на холод, уже обливался потом. В нем было, наверное, фунтов двадцать лишнего веса, и гладкая выпуклость живота выдавалась из-под края бронежилета. В руках он сжимал штурмовой таран.

– Жду твоего приказа, Джилл, – сказал он.

Райерсон оглянулась через плечо на устремленные к ней взгляды, кивнула, подняв три пальца, и обернулась к Биллу. Затем досчитала до трех, и Джонсон ударил в дверь. Замок разлетелся на куски, створка распахнулась. Детектив, выхватив пистолет, ворвалась в дом, ее сердце под жилетом било молотом. Она двигалась так быстро, что не почувствовала царившего тут запаха, пока не прошла до половины коридора, – запаха, в котором слились все худшие оттенки гниющих растений, немытой плоти и собачьего дерьма, оставленного преть под солнцем. Горячая тяжелая вонь шибанула в нос и, казалось, только усиливалась, проникая в пазухи.

Коридор, похожий на узкую шахту, был увешан фотографиями в рамах, и тонкий луч фонарика, который Райерсон держала позади своего глока, хвостом кометы мелькал вдоль стен. Два офицера поравнялись с детективом, а затем ворвались в первую комнату справа. Один из них крикнул: «Чисто!» – и Райерсон продолжила идти по коридору. Она выбила дверь в самом его конце, метнулась за угол. Оружие наготове. Руки согнуты, локти разведены. Луч фонаря – смутное и слабое пятнышко света в бескрайней темноте – почти рассеялся. Завеса паутины щекотала лицо Джилл и оставляла бледные завитки на груди жилета.

Вечерело, шел дождь, но все равно здесь не могло быть так темно. Райерсон различила очертания оконных рам в дальнем конце комнаты, за горбатыми силуэтами мебели, и ей показалось, что стекла чем-то покрыты, чтобы не пропускать дневной свет.

– Чисто! – прокричал кто-то из полицейских.

– Чисто! – отозвался другой голос.

– Все чисто! – раздался третий.

– Кто-нибудь, включите свет, – приказал капитан Эрикссон.

Райерсон пошарила вдоль стены, нашла выключатель и щелкнула им, но безрезультатно.